Ёж вернулся.

Несколько дней он не приходил в наш сад.

Всё это время я не находил себе места. У меня и так в последний месяц было ощущение полного выгорания. Не хотелось даже доделывать задуманные тексты, хватало только на чтение. Днём стояла дикая жара и почти всё свободное время, до глубокой ночи, я проводил в саду с планшетом в руках. Наблюдая за животным миром.

Просто после встречи с раненым ежом на солнцестояние я твёрдо решил превратить наш сад если и не а безопасное, то точно привлекательное для ежей место. Там уже хватает мест откуда можно пить воду, оставалось придумать как обеспечить безопасное питание и убежище. Сперва хотел сам сделать кормушку из пластиковой коробки. Потом мы решили, что это может быть недостаточно экологично для сада принадлежащего квакерской общине. Община тоже заинтересована в оживлении сада и без вопросов оплатила деревянную кормушку с водонепроницаемой крышей. Довольно дорогую.

Правда победа в первую ночь осталась за ежиным упрямством, пока я читал в саду "Сатурналии" Макробия колючая сволочь ползала по всем кустам, но никаких признаков интереса к кормушке не проявила. Во вторую ночь я сменил еду, добавив к сосискам рыбные палочки. Убедился что ёж в саду. И оставил его в покое.

Минут через сорок, закончив свои дела, я решил заглянуть внутрь кормушки, проверить наличие следов укусов. Сосиски опять не тронуты. Зато рыбные палочки активно уничтожались ежом прямо в тот момент, когда я заглянул.

За последовавшую неделю я выяснил приблизительное время появления и точный путь как он идёт в

сад.

Знал, когда из под забора, со стороны соседей, будет слышен хорошо знакомый шум.

Осторожно наклонялся через забор. Обычно если я вижу его, то и он видит меня. Замирает и готовится свернуться. Поэтому мне так нравятся моменты, когда он он ощущает себя в безопасности и движется вперёд как танк. Можно убедиться, что задние ноги явно целы.

Я склонен увлекаться, и ухаживание за диким животным быстро приобрело черты навязчивой идеи.

Буквально часами я сидел в саду, слушая чавканье из кормушки и отслеживая передвижение по кустам.

Поэтому исчезновение ежа предельно испортило мне настроение. К ночи с первого на второе августа я смирился с мыслью что ёж попал под машину или не успел свернуться при атаке лисы. Всё равно вынес корм, просто в два раза меньше чем обычно. Часть отдал пришедшему в сад хромому и самоуверенному лисёнку, названному нами Джорджем. В три часа ночи всё равно вышел проверить и нашёл живого и внешне здорового ежа жадно вылизывющего блюдце.

PS

В ночь на субботу он снова исчез. Ко мне на выходные приехала старая подруга, ещё по партийным временам, со своим молодым человеком. Соответственно я был слишком занят редким для меня отдыхом и не успел всерьёз забеспокоиться. В ночь на воскресенье стало окончательно ясно, что именно мешает. Ёж ходил у соседей, я его видел и слышал. Но даже в два часа ночи дорога была полной, каждые несколько минут проезжали машины. Для единственного пути в наш сад ему нужно было выйти из безопасных кустов и бежать по асфальту в сторону источника шума и света. Я полчаса за этим наблюдал, пока спать не пошёл.

Не удивительно что он сдался и корм утром остался нетронутым

( Comments |Comment on this)

Второй Парфри возник из прочтения оригинальной англоязычной «Apocalypse Culture». Книга Ультра.Культуры, которую мы все воспринимали как точный перевод, на деле оказалась блестящим монтажом из двух частей оригинальной книги. Именно монтажом: выбор статей для перевода и публикации буквально создал новое целое. Совершенно другое произведение, отражающее личность своего реального автора и компилятора Ильи Кормильцева. Разница в эмоциональной составляющей: Илья выбирал для публикации самые страстные тексты, преимущественно от первого лица, в то время как в оригинальном сборнике яростные проповеди поэтов и безумцев уравновешивались холодными аналитическими статьями, препарировавшими весь этот Апокалипсис как культурное явление. Добавлявшими в общее впечатление от сборника неожиданный элемент отстранённости.

Проповедником оказался Кормильцев, Парфри был скорее наблюдателем. Доброжелательным, не осуждающим, но и не ставящим своих героев на пьедестал. Понимание вместо восхищения. Изданная Feral House прекрасная биография Эдварда Вуда младшего, «Nightmare of Ecstasy: The Life and Art of Edward D. Wood, Jr», только добавила веса этому новому для меня восприятию.

Третий Парфри одобрил запрос на добавление в друзья в фейсбуке. Лучший способ разочароваться в публичной фигуре – подписаться на неё в соцсетях. Если бы я подписался на Парфри лет пятнадцать назад, он бы меня тоже разочаровал. Своей вежливостью, спокойствием и откровенным здравомыслием. Он вёл совершенно светлый блог, писал про переписку с Франсуазой Арди, мемуары которой готовил к изданию. Выкладывал кадры из старых фильмов со своим отцом. Эмоции — конкретно нескрываемое отвращение — проявлялись, только когда речь заходила про типичного героя его сборников, занесённого бурей культурных изменений в кресло президента его страны. Мне безумно жаль, что Адам не дожил до конца срока Трампа. Буревестник не призывает бурю. Он первый ощущает её приближение.

Раймонд Крумгольд (Raimonds Krumgolds)

Остальные некрологи: Вербицкий, Третьяков, Сандалов, Козлов, Шиитман, Ибсорат и Пит. Отличная кампания, но очень неприятный повод.

( Comments |Comment on this)

Эту историю можно рассказывать в любой последовательности. Можно взять за точку входа сон Юнга в 1927 году, когда он обнаружил себя в Ливерпуле, в центре которого находился «Пруд Жизни», источник обновления. Юнг никогда не был в реальном Ливерпуле, и очевидно, что его подсознание просто обыграло название города. Но для ливерпульской контркультуры этот сон стал частью городского мифа, включая определение точного места в центре города, где некогда действительно бил источник.

Другое возможное начало для текста – 28 апреля 2013 года. В этот день, за сутки до своего шестидесятилетия, известный музыкант, писатель и арт-провокатор Билл Драммонд приехал в Ливерпуль и семнадцать часов стоял на одном месте; с перерывами для походов в туалет, не засчитывавшимися в общее время.

Формально это была художественная акция с исполнением так называемого «Score 1: IMAGINE» в рамках его проекта The17, импровизационного хора без музыки. The17 был интереснейший проект, в котором мог принять участие любой человек с улицы. В тот день Драммонд стоял и представлял себе, что будет, если в один день исчезнет вся музыка, и люди даже не будут помнить, как она звучала. Думаю, не нужно объяснять, что место, где он стоял – слив для воды на Mathew Street – и был той точкой, где до появления города бил источник. Недалеко от него даже установлен бюст Юнга как символ значения этого места в психогеографии Ливерпуля.

( Comments |Comment on this)

Закончился последний день.
Люцифер и его сын молча стояли на холодной ночной остановке на далёкой окраине мегаполиса. Глядя в медленно гаснущие глаза своего создателя.
— За ним никто не придёт? — спросил сын.
— Он сам это знал, — ответил отец. — Злость его книги была злостью человека, чувствовавшего, что его тело будет лежать невостребованным. Помнишь тот сон, который он дважды использовал? В книге и в сценарии к «Реке»?
— Тот, где жена приходит в морг и начинает поедать тела? — поморщился сын, успевший устать от кровавых фантазий.
— Верно. Но настоящий страх был в том, что никто из семьи не придёт. Даже в образе каннибала.
— А душа? — возмутился сын. — Он написал нас, значит, мы тоже его семья. Так почему мы не можем?
Сын замолчал, увидев толпу, окружившую остановку. Она была небольшой, но всё равно заметной. В основном старики и старухи, одетые по моде выживания начала девяностых. Но были и молодые лица в современной одежде.
— Сколько их? — спросил сын.
— Он сам не знал, — покачал головой Люцифер. — Не хотел знать. Как можно посчитать все запои, депрессии, — Люцифер нашёл в толпе грузного мужчину с корейскими чертами лица и кивнул ему, — инфаркты от стресса?
Толпа сомкнулась над телом. Сын ожидал очередной мясорубки, но руки просто подняли тело над головой и медленно понесли по шоссе в сторону центра Москвы. Над которой, из темноты, начала медленно материализовываться гигантская пирамида.

Глаза человека на остановке продолжили медленно гаснуть.

( Comments |Comment on this)